Обычное зимнее утро, комнату обогревает прибор со страшным названием «калорифер» и не менее устрашающим видом — металлическая тарелка с открытой, докрасна раскалённой спиралью по центру. Противно пищит пластиковый будильник. Мне девять лет, и я, еще сонная, в темноте спускаюсь со второго этажа двухъярусной кровати. Что-то идет не так, нога не находит очередную ступеньку — равновесие потеряно, и я лечу, задевая и опрокидывая тарелку калорифера. Остановить полет помогает стоящее в комнате пианино, заботливо и нежно подперев клавиатурой мой затылок.

Через пару секунд в дверях вырастает темная фигура, щелкает выключателем, и яркий свет заливает место преступления.

— Твою мать! Кто теперь новый обогреватель покупать будет? Ты? Нет, это не ребенок, это сто рублей убытка! — мать закатывает глаза и выходит из комнаты.

Тем временем затылок начинает саднить. Но говорить об этом страшно, тем более на душе тяжелым грузом лежит вина за испорченное имущество. Тихо зову сестру проверить, и та в ужасе, едва раздвинув волосы на моей голове, бежит к отцу. После короткого осмотра рассечения он тихо командует:

— Одевайся, поедем в травмпункт.

А за спиной отца снова возникает разъярённая фурия:

— Ага! Так тебе и надо! Теперь еще и налысо побреют!

Через час мы уже выходим с отцом из поликлиники. Густая рыжая шевелюра, моя, пожалуй, единственная гордость во внешности, на месте. Выстригли прядь, наложили три шва и отпустили. Но детский страх «Как же я пойду в школу лысая?» оставил на душе шрам куда более внушительный. А вот ответ на вопрос «Почему мама так хотела, чтобы меня побрили?» очевиден. «Потому что обогреватель». А ещё «Сама виновата» и «Хорошо, что понимаешь».

Близится время ужина, и я отправляюсь в чулан за вареньем, самым редким и ценным — малиновым. Ягоды закатаны в литровую банку, и я в предвкушении тороплюсь с ней на кухню. Но где-то на полпути ноша предательски выскальзывает из рук, падает вниз, вместе с моим сердцем. Грохот, звон стекла, сладкий аромат растекается по воздуху, а я застываю, вжимая голову в плечи, в ожидании справедливой кары.

— Ах ты, шалава криворукая!

Я помню первый курс. То, что я учила все лето и следующий год наизусть по учебникам, мы мельком повторили за одну неделю, а потом я перестала понимать предметы вообще, и дважды завалила неорганику. Не увидев себя в списках во второй раз, я опять сказала себе, что этого не случится. Никогда! Слишком много сил вложено. И в третий раз сдала экзамен без единой ошибки, получила свою заслуженную тройку и продолжила учиться ещё шесть лет. Я стала химиком-технологом только благодаря себе и вопреки всему.

Однажды, когда моему старшему сыну исполнялось шесть лет, я наприглашала его друзей и их мам отметить день рождения. Сын бегал по дому в предвкушении подарков и праздника. А мне одна за другой звонили мамы и отказывались, отказывались, отказывались приходить.

В этом году у сына в группе детского сада как раз намечался выпускной, и воспитатели всех отговаривали идти к нам на праздник, чтобы не заболеть. Я не спала всю ночь, представляя, как завтра будет рыдать мой сын, потому что никто не придет. И я сказала себе: «Этого не случится! Никогда!» А утром позвонила другим мамам и пригласила их с детьми на день рождения. И они пришли! Со многими из них мы дружим уже более десяти лет.

Однажды мой муж сказал, что не хочет меня больше видеть, он встретил и полюбил другую и мы разводимся. У меня не осталось ни дома (он попросил меня на выход, ведь квартира принадлежала ему), ни работы (я работала в компании его мамы). У меня не осталось почти ничего, кроме меня самой и моих детей. После пятнадцати лет, проведенных вместе, я ушла с двумя детьми одиннадцати и девяти лет и платьями в чемодане. Думала, что иду умирать. А потом сказала себе, что этого не случится. Никогда! Тогда я сняла квартиру, нашла работу и стала жить новой жизнью.

К сорока годам у меня осталось только то, что по-настоящему мое. У нас всегда остается только свое. Мои два ребёнка. Моя профессия старшего химика-технолога. Моя машина. Моя книга. Моя жизнь. Мои люди. Пока нет только моего дома. Но я помню, я точно помню, что в пятнадцать лет, пиная чёрный лёд на сельской дороге, я себе его пообещала. Поэтому он точно будет. Я построю его себе. Сама. И это непременно случится. Я точно знаю.